Не всё говори что знаешь, но всегда знай, что говоришь!

Пятьдесят шесть лет назад, впервые за всю историю, человек преодолел притяжение Земли и вывел пилотируемый корабль в открытый космос. С тех пор уже несколько сотен грузовых и пилотируемых космических челноков покинули планету, а 12 апреля стало международным Днем космонавтики. Сам Юрий Алексеевич Гагарин справедливо замечал:

"…Этот полёт – триумф коллективной мысли, коллективного труда тысяч советских рабочих, инженеров, учёных, это слава нашего народа"

Я - еще представитель того поколения российских людей, чье мировоззрение закладывалось в Советском Союзе. И, разумеется, помню, как большая часть мальчишек нашего третьего "А" класса хотела стать космонавтами. Уже во всю шла перестройка, но мы еще не обращали внимание на витавшее в воздухе вожделение модных тряпок, кассет и жвачки. Нас еще манили научно-фантастические повести о звездных странствиях, о путешествиях в будущее, которое, разумеется, было коммунстическим (хотя, это конечно и не говорилось явно, но подразумевалось), о надежно скрытых от посторонних глаз, землях, где до сей поры сохранились живые мамонты и первобытные люди.
Читали, разумеется и про детство Юрия Гагарина - до сих пор помню, что значит выражение "масло жмать" - из рассказов Юрия Нагибина "Маленькие рассказы о большой судьбе". Будучи художественными, они - надо отдать должное автору - обладали хорошо проработанной фактологией, взятой у родителей Юрия Алексеевича. Сегодня, увы, эту книгу трудной найти, да и в школе она, даже в качестве внешкольного чтения, не упоминается.

Конечно, по прошествии тридцати лет, на былые детские увлечения смотришь совсем по иному. Да и книжки - хоть и детские, но написаны совсем не детьми. Взять те же "Маленькие рассказы..." Нагибина - хорошие слова там есть. Емкие. Хлесткие. Читаешь и невольно задумываешься - простые русские люди, а слова так складывают, что и не всякий ученый человек сможет:

"Гарнизонный палач Гуго, толстый, страдающий одышкой, и переводчик, прыщавый парнишка из местных перевертней, отвели Алексея Ивановича на конюшню.
...В стойле рядом лошадь стояла, наша смоленская, фрицами мобилизованная: худющая, вся спина в гнойниках, над глазами ямы, хрумкала сеном и вздыхала. Повернула она свою костлявую голову в нашу сторону и поглядела прямо-таки с человечьим стыдом на все эти дела. И вздрагивала она своей залысой шкурой при каждом ударе.
После Гуго плеть опустил, а переводчик спрашивает:
— Ты почему не кричишь?
— Нельзя мне, — говорю, — сын может услышать.
— Не слишком ли слабо он бьет?
— Бьет — не гладит.
Гуго посипел, посипел, отдышался и обратно за дело принялся. Уставал он, однако, быстро. Прыщавый ко мне:
— Он спрашивает, ты будешь кричать?
— Пусть не серчает, — говорю и слышу себя будто издали. — Мне б самому легше… Да ведь сын рядом…
— Он только что пообедал и не в руке, — извиняется за Гуго прыщавый.
— А у меня претензиев нету…
Гуго обратно заработал, и я вроде маленько очумел, не сразу услышал, чего мне прыщавый внушает:
— Покричи хоть для его удовольствия и собственной пользы.
— Пан, — говорю, — в другой раз… Когда один буду. Нельзя, чтоб мальчонка слышал…
— Он очень расстроен, — говорит толмач. — Начальство подумает, что он плохой экзекутор, и отошлет его на фронт. А у него трое малых детей. Пойми его как отец.
— Коли надо, могу ему справку выдать… Так сказать, с места работы.
— Ну, ты допрыгаешься! — говорит толмач. Похоже, он тоже расстроился.
Вот дурачье! Как будто я назло им! Когда кричишь или хоть стонешь, куда легше боль терпеть. Но ведь не могу же я, чтоб Юрка слышал…"

Только вот непонятно мне, как спустя всего 6 лет после выхода в свет этих "гагаринских" рассказов, 12 декабря 1982 года, их автор, Юрий Нагибин напишет в своем дневнике:

"Я видел сегодня за оградой нашего санатория отца с двумя девочками, все трое на лыжах. Жители новостроечного Ясенева, счастливая семья на воскресной прогулке. Я испытал настоящий ужас при виде них. Вот так живут в полном серьезе довольные жизнью миллионы людей, и ничего иного им не надо. И в положенный срок отойдут, не испытав даже секундного сомнения в том, что, действительно, жили. Под серым низким небом, среди серых безобразных домов, плохо одетые, набитые дурной пищей, вконец изолгавшиеся и ничуть не страдающие от ежедневной, ежечасной лжи (к детям это относится в той же мере, что и к родителям) гомозятся тупые роботы – удивительное творение системы, взявшейся осчастливить человечество и обернувшейся особой формой анабиоза, от которого нет пробуждения. Это мои читатели: отец записан в библиотеке на «Терпение», от которого его вырвет, девочки изучают в школе «Зимний дуб», а внеклассно читают «Рассказы о Гагарине». Стоило жить, работать стоило!"

Форма анабиоза. И фига в кармане.